Форум » Политика » Умер - чмо! - Гайдар - чмо! » Ответить
Умер - чмо! - Гайдар - чмо!
РА: МОСКВА, 16 дек - РИА Новости. Премьер-министр РФ Владимир Путин направил телеграмму соболезнований родным и близким Егора Гайдара в связи с его кончиной, сообщила пресс-служба правительства в среду. "Кончина Егора Тимуровича Гайдара - тяжелая утрата для России, для всех нас. Не стало настоящего гражданина и патриота, сильного духом человека, талантливого ученого, писателя и практика. Не каждому государственному деятелю выпадает возможность служить Отечеству на самых переломных этапах его истории, принимать ключевые решения, которые определят будущее страны. Егор Тимурович Гайдар достойно выполнил эту сложнейшую задачу, проявив лучшие профессиональные и личные качества. Он не стал уклоняться от ответственности и в самых непростых ситуациях с честью и мужеством "держал удар", - говорится, в частности, в телеграмме премьера. "Светлая память о Егоре Гайдаре навсегда останется в сердцах его родных и близких, - всех, кто знал этого замечательного человека", - отмечается в соболезновании Путина.
Ответов - 19, стр:
1 2 All
cccp: В аду – аврал. Кипит работа, Бедняг-чертей бросает в жар: Заклинил наглухо ворота Егор Тимурович Гайдар. То изнутри его толкают, А то снаружи тычут в зад, Шампунем, маслом поливают, Ан – ни вперед, и ни назад! Сам Сатана примчался в спешке, Налег плечом – увы, никак… Кричит: – Да где же этот грешник Отъел себе такой пердак?! Дежурный чёрт спешит с докладом: – Где-где – в России! Он один Семь миллионов мором-гладом Извел народу, Господин. – Считай, он сам их всех и слопал, так и не диво, что широк… Кольнуть его трезубцем в жопу? - А если лопнет? - Не дай Бог! Меж тем из душ новоприбывших (А их немало собралось) Выходит эдакий парнишка: Большие руки, мощный торс, На прессе кубики бугрятся, И дельтовидные – вполне… Он, и не думая стесняться, Подходит прямо к Сатане И говорит ему: – Послушай, не надорвать бы вам пупки… Дозволь-ка мне по этой туше Слегка въе*ать с одной руки? Рассвирепел Владыка ада: – Презренный смертный, ты нахал! Да что ты можешь? - – Было надо, Рукой автобусы тягал… - – Ну, что ж, попробуй. За работу, Когда осилишь ты ее, Клянусь, не пожалею квоты Поедешь в райское житье! – А не осилишь, твою душу Велю швырнуть в кипящий кал… Но парень черта не дослушал, Шагнул к Гайдару – и въе*ал. Ударил сноп говна и пара! И, испуская жуткий рёв, Душа товарища Гайдара Умчалась в сторону котлов. Аплодисменты! Поздравленья! А Сатане уже несут Бланк по УДО освобожденья И апелляшку в Страшный Суд. – Сдержал свое ты, смертный, слово. Сдержу и я. Кого писать? – Ну что ж, пиши – Турчинский, Вова… А Трахтенбергу – не въе*ать? – Да ладно, успокойся, парень Бери манатки, топай в рай. Мы сами этих двух попарим, А ты – со Штирлицем бухай!
cccp: Мы не на поминках О Е.Гайдаре в связи с его сошествием в мир иной писали, пожалуй, все газеты. Либералы взахлеб хвалили, надеясь, что не доживут до того момента, когда им скажут на суде, что они не правы – прежде всего, в том, что они натворили. Патриоты в основном писали о сотворенных бедствиях, обвиняя в них Гайдара, - а это неправильно, потому что он был лишь вывеской в должности. Прочитал в № 3 газеты «К Барьеру» заметку Д.Д.Тамарина «О Гайдаре», и она подтолкнула меня на некоторые, на мой взгляд, необходимые уточнения. Неверен сам ее зачин: «Раньше говорилось: «Об умершем – или хорошо, или ничего», но в наш циничный век уже никем не признается». Сказано ради красного словца. Дело не в «нашем циничном веке» - данный афоризм уместен разве что на похоронах и поминках. Не случайно, когда негативную оценку деятельности Гайдара дали в совместной статье в «Московском комсомольце» бывший и нынешний мэры Москвы Г.Попов и Ю.Лужков, надеясь задним числом отмежеваться от разрушения страны и разграбления народного достояния, - члены мафиозной «семьи» Ельцина завопили: а еще 40 дней не прошло! И это было, пожалуй, самым веским «аргументом» в защиту усопшего – точнее, уверткой, уводящей от существа дела в преувеличенные требования этикета. А ведь ясно, что людям (или существам, похожим на людей), которые играли либо играют роль в современной истории нашей страны, нужно дать максимально точную политическую и нравственную оценку. Этой необходимой ясности боятся те, кто активно участвовал в развале страны (именно поэтому, по-моему, и состоялся запрет на смертную казнь). Они же пытаются сказать «хорошо», забыв про «ничего» (молчали бы в тряпочку!), о самых черных фигурах российской истории – от Столыпина и Николая Кровавого, Краснова и Колчака до Троцкого и Власова, Хрущева и Яковлева. Е.Гайдар, конечно, принадлежит к числу виновных в развале страны, но вряд ли следует преувеличивать его роль, как и других экономистов «либерального» (то есть антисоветского) направления, включая того же Г.Попова. В ряду врагов России, в «пятой колонне» мирового финансового капитала есть и более значительные фигуры, например, Горбачев и Ельцин, хотя и они были жалкими куклами, не обладали ни политической, ни интеллектуальной самостоятельностью - им делали «имидж». А назвать Е.Гайдара «ученым-экономистом» у меня бы язык не повернулся. На каком основании это делает Тамарин, я просто не понимаю. Он был зубрилой, затвердившим догмы чикагской школы монетаристов, зомбированным этими догмами и не желающего видеть ничего, кроме заказанного ему на базе этих догм курса на разрушение России. Поделюсь личными впечатлениями. В начале 80-х годов, когда я работал в «Правде», мой коллега, редактор по военному отделу Тимур Гайдар обратился ко мне со странной просьбой – найти хорошее место работы для очень талантливого и глубоко мыслящего молодого кандидата экономических наук Егора Гайдара, его сынули. Просьбу я называю странной, потому что кумовство среди правдистов (во всяком случае, в то время) не было принято. Гайдар-папа знал, что и в среде обществоведов столицы, и в партийных кругах у меня была неплохая профессиональная репутация, и он, видимо, надеялся с моей помощью создать хорошую или очень хорошую стартовую позицию для карьеры своего сына. Естественно, я ответил, что сочувствую его стремлениям, но, не зная ни самого претендента, ни одной его работы, предлагать кому-то, кто меня уважает и со мной считается, «кота в мешке» - не могу, это не в моих правилах. Тимур спросил, в какое время мне удобно принять Егорушку. В согласованное время он сообщил, что Егор пришел и готов к собеседованию, и пригласил спуститься к нему, ибо у него «кабинет просторней». Я подивился намерению Тимура, чтобы беседа с соискателем шла в его присутствии и, значит, под его контролем. Но согласился, ибо возник интересный сюжет – лучше узнать Тимура, а на возможное его давление его мне было начхать: опыт разных «пиковых» ситуаций у меня был достаточный, и «на слабо» я не поддавался. Тимур (облачившийся в адмиральскую форму) встретил меня, как родственника, которого давно не видел, да и молодой талант хрюкнул нечто приветственное, хотя мне сразу пришла в голову мысль, что улыбаться при таких тугих щеках, видимо, неудобно, а может быть, даже больно. Перешли к деловому разговору, и мне пару раз приходилось напоминать Тимуру нашу договоренность – чтобы он в разговор не вмешивался. Вопросов у меня было немного, но все разные, ибо мне хотелось выяснить и объем знаний Гайдара-младшего (прежде всего о состоянии и тенденциях реальной экономики, у нас и за рубежом), и его идейные позиции, и облик как человека (мотивы научной работы, собственная самооценка, как он представляет свой трудовой путь в дальнейшем). Вопросы я формулировал максимально осторожно – без нажима и без малейших подсказок. Реакция Егора на мои вопросы меня поразила: в его интересах было бы отвечать возможно более точно и по делу, а он что-то буркал под нос (кое-что пришлось переспрашивать), ответы бывали неопределенными и даже уклончивыми, неискренними. Под конец я утратил интерес к разговору, да и к собеседнику. По молчаливой реакции Тимура (ерзал, взмыкивал, даже порывался что-то сказать, но молчал под моим предостерегающим взглядом) я понял, что он перестарался, готовя Егора к беседе. Видимо, напугал его, какой я упертый марксист-ленинец и как неуместно, а то и опасно в разговоре со мной чересчур уж раскрываться. Конечно, после ухода Егорушки (куда-то временно, ибо пропуск на выход папа ему не подписал) я сказал, что не могу никуда его рекомендовать: он не хотел со мной разговаривать и смотрел куда-то в сторону или себе под нос. Не понял я его, а он и не собирался хоть чуть-чуть приоткрыться. С кем он близок, тот пусть и рекомендует. Возвращаясь к упомянутой в начале заметке, скажу: автор неправ, когда пишет о поездке Е.Гайдара с лекциями в Болгарию в 1989 году, что «легко и круто, однако, меняют свой подход ученые-экономисты». Если и было в упомянутых лекциях Гайдара что-то марксистско-ленинское, то это был, так сказать, идеологический передничек для внешнего употребления; но, возможно, не было и этого, ибо в 1989 году наступало время разрешенного предательства социализма. Не думал я, не гадал, что мое знакомство с Е.Гайдаром продолжится. Расплевавшись в конце 1986 года с тогдашним первым секретарем МГК КПСС Б.Н.Ельциным, я перешел из «Московской правды» на работу в журнал «Коммунист». Тут меня Егорушка и настиг (где-то через год), придя сразу на должность редактора по отделу политической экономии и экономической политики в качестве члена редколлегии (журнал в это время уже стал «яковлевским»). Отношения между нами, если это можно назвать отношениями, следовало определить как вооруженный нейтралитет: не было полемики, ибо занимались разными проблемами, но и сотрудничества быть не могло. Сотрудничал он в основном с первым замом главного Отто Лацисом и со своим подчиненным Алексеем Улюкаевым. Все те два года, когда мы считались коллегами, по моей инициативе проводился несколько раз один и тот же разговор: «Егор Тимурович! Рубль шатается. Надо бы дать статью, а еще лучше – заказать серию статей об опыте финансовой реформы 20-х годов!» В ответ было примерно такое же нечленораздельное мычание, что и на описанном выше собеседовании. Затем Егор вознесся далее – стал редактором «Правды» по такому же отделу (до этого в составе «Правды» такого отдела не было). В ходе переворота 1991 года «Правда» некоторое время была закрыта, но Гайдар моментально всплыл – в качестве директора созданного «под него» института. А затем началась государственная карьера молодого дарования: в середине октября 1991 года Ельцин назначил его министром финансов. В разговорах со своими товарищами я комментировал это так: все, …абзац русскому рублю. Его я вспоминал потом, в период «либерализации цен». Семья голодала, сами понимаете, что к общественной злобе у меня добавлялась вполне личная, и выражалась она словами, относящимися к рекомендованной Швыдким ненормативной лексике. Конечно, не вслух: при жене и дочке – нельзя, хотя и накипело. В остальном оценки патриотических газет правильные. Можно разве что добавить слова бессмертного М.Е. Салтыкова-Щедрина, проясняющие существо деятелей гайдаро-ельцинско-чубайсовского типа (правда, Щедрин здесь о вороватости не говорит): «Перед глазами зрителя восстает чистейший тип идиота, принявшего какое-то мрачное решение и давшего себе клятву привести его в исполнение. Идиоты вообще очень опасны, и даже не потому, что они непременно злы (в идиоте злость или доброта – совершенно безразличные качества), а потому, что они чужды всяким соображениям и всегда идут напролом, как будто дорога, на которой они очутились, принадлежит исключительно им одним. Издали может показаться, что это люди хотя и суровых, но крепко сложившихся убеждений, которые сознательно стремятся к твердо намеченной цели. Однако это оптический обман, которым не следует увлекаться. Это просто со всех сторон наглухо закупоренные существа, которые ломят вперед, потому что не в состоянии сознать себя в связи с каким бы то ни было порядком явлений… Обыкновенно противу идиотов принимаются известные меры, чтоб они, в неразумной стремительности, не все опрокидывали, что встречается им на пути. Но меры эти почти всегда касаются только простых идиотов; когда же придатком к идиотству является властность, то дело ограждения общества значительно усложняется. В этом случае грозящая опасность увеличивается всею суммою неприкрытости, в жертву которой, в известные исторические моменты, кажется отданною жизнь… Там, где простой идиот расшибает себе голову или наскакивает на рожон, идиот властный раздробляет пополам всевозможные рожны и совершает свои, так сказать, бессознательные злодеяния вполне беспрепятственно. Даже в самой бесплодности или очевидном вреде этих злодеяний он не почерпает никаких для себя поучений. Ему нет дела ни до каких результатов, потому что результаты эти выясняются не на нем (он слишком окаменел, чтобы на нем могло что-нибудь отражаться), а на чем-то ином, с чем у него не существует никакой органической связи. Если бы, вследствие усиленной идиотской деятельности, даже весь мир обратился в пустыню, то и этот результат не устрашил бы идиота. Кто знает, может быть пустыня и представляет в его глазах именно ту обстановку, которая изображает собой идеал человеческого общежития?». Боже мой! Сколько же выплыло за последние 20 – 25 лет на поверхность российской жизни идиотов, простых и властных! И такие г…е «кадры решают все» - у нас, теперь. В.С.МАРКОВ, ветеран журналистики. Комментарий: я заканчивал экономический институт Плеханова в разгар перестройки. До меня там учился Гайдар Егор, о котором моя научная руководитель Елена Николаевна Ведута говорила просто, что экономист он никакой, не знает математики...
cccp: В ЗАЩИТУ ГАЙДАРА Гайдар сохранил КПСС? Нет, КПСС сохранил рабочий класс Но в октябре его немножечко… того. И вот узнали мы всю правду про него. Что он рабочих прижимал… И что не видел дальше носа своего. Бернард Шоу Представим дело так: была ли необходимость реформировать экономику СССР? Или все было прекрасно? Конечно, ни к какой пропасти страна не катилась, это видел любой иностранец, приезжавший в СССР. «Пропасть» - это выдумка младореформаторов, которые хотят оправдать свои преступления. Однако это не означает, что назрел момент – по мере развития средств связи, информационных систем неспособность бюрократии управлять старыми методами стала очевидной. С другой стороны, производительность и интенсивность труда на заводах СССР серьезно отставали от западных. Не мытьем, так катаньем монополия на внешнюю торговлю была размыта «шмотками», «барахлом» из-за рубежа. Не было человека, который бы не понимал разницу между японским телевизором и советским. В компьютерной технике СССР (производимой зеленоградскими предприятиями «Светлана», «Ангстрем») отставал от США лет на десять, от Японии – на 15 лет. Большие интегральные схемы (БИС) шли под пресс и в СССР, и в Японии, но в Японии процент брака был чуть ниже. Вот это «чуть» и составляло 15 лет. Тогда шутили: советские мини-компьютеры – самые большие мини-компьютеры в мире. А «пьяный слесарь дядя Коля» стал эмблемой системы ЖКХ. Что до сельского хозяйства в СССР, нужность реформ на своей шкуре ощущал каждый студент, отправлявшийся на 1-й месяц учебы стажироваться в колхоз. В РСФСР в зоне рискованного земледелия дотации селу составляли сотую – тысячную доли (на га и на человека) от североамериканских дотаций. Итак, реформы были нужны. Горбачев ничего нового не придумал: те же самые реформы пытались проводить и Хрущев, и Горбачев (см., напр., «Физикон», МГУ, 1986). Известен т.н. «Щекинский эксперимент» в эпоху Брежнева, когда было разрешено увольнять нерадивых рабочих. Однако директора заводов не воспользовались поблажкой – в виду конъюнктуры рынка, да-да. Итак, каким образом проводить реформы? Этого не позволяла старческая элита бюрократии. Таким образом, тем, кто желал реформ, нужно было не столько их проводить, сколько свергать заскорузлую элиту. Как? Путем кооперативов? Чепуха, это отколупывание от скалы по камешку. Базой, обеспечивающей существование элиты КПСС, была крупная промышленность, министерства. Вот это всё и пришлось обрушить. Но первый шаг к разгрому КПСС предполагался не путем атаки на промышленность, а изнутри самой КПСС. Именно в таком плане в 1985 году московскому отделению нашего подпольного Союза коммунистов в МГУ (призывавшему к настоящей советской власти) предложили действовать люди из команды Гайдара, и действовать совместно. Против КПСС выступать накладно, говорили люди Гайдара, она слишком сильна. Надо подточить ее изнутри. В Союзе коммунистов почитали программные статьи Гайдара, весьма примитивные и бюрократичные, сказали себе, что шило на мыло менять не собираются, и отказались. Просто прекратили встречи. Так что все верно: как коммунисты объясняют «деформации» социализма интервенцией, так и «деформации» реформ можно объяснить сопротивлением подавляемого класса бюрократии. Так? Ну, просто воевали младореформаторы, война у них была, вот и пришлось обрушить экономику. Кто же оказался у власти? Элита КПСС. Но более молодая. Преподаватель научного коммунизма Бурбулис, член КПСС Сергей Станкевич (которого на руках внес во власть Московский Народный Фронт под чутким руководством Б. Кагарлицкого, М. Малютина и др.), сотрудник журнала «Коммунист» Егор Гайдар, 1-й секретарь МГК КПСС Ельцин, члены КПСС Починок, Собчак, Соловьев, ставленник КГБ Жириновский. Ринулись во власть не известные широкой публике вторые секретари обкомов. Не отстала и часть стариков: быстро перестроились Ясин, Черномырдин, Козырев, Лукин, Степашин, Полторанин и еще прорва таких же обормотов. Плюс криминал, который сросся с властью буквально через месяц после «путча». Подмогнул и «верный ленинским заветам» комсомол: Немцов, Чубайс, Ходорковский, Трутнев, Темкин и пр. Сыновья министерства авиапрома, «Микродин», завладели «Пермскими моторами», «Уралмаш» купил грузинский авторитет. Поживились и местные обкомы КПСС, так, один из членов пермского обкома за 50 тыс. р. купил 4 магазина на центральной улице города, Комсомольском проспекте, когда каждый их магазинов стоил по миллиону. Но в основном к власти пришли дети высокопоставленных бюрократов. Уже тогда, в середине 80-х, говорили: «Что такое перестройка? Это когда дети наших начальников становятся начальниками наших детей. А что такое «ускорение»? Это когда дети наших начальников становятся нашими начальниками.» Комсомолка (увы, не красавица и далеко не умница), дочь видного обкомовского партийца Татьяна Бузова, которую в конце 80-х заслали к пермским неформалам, чтобы стучать, в скором будущем закончила МИМО и очутилась в московской элите. В Перми за какие-то пару-тройку лет умудрились показанчивать университеты далеко не гениальные Бесфамильных, Шулькин и пр., сразу же, без всякой производственной практики их записали в начальники, ныне это процветающие бизнесмены-администраторы. Владельцами и директорами заводов стали либо уголовники, либо сынки чиновников. Как, скажите, можно стать гендиректором в возрасте 24-28 лет?? А ведь таких бессмысленных начальников сегодня в России пруд пруди. Молокососы стоят на самых высоких уровнях управленческого аппарата. Утешает лишь, что это общемировая тенденция вырождения власти: в Италии – Берлускони, во Франции – Саркози, в США – Буш, Обама, в Великобритании – Блэр, а в России один Жириновский чего стоит. Интересно, что Гайдара никак не воспринимали всерьез ни власть, ни неформалы. Руцкой в печати обозвал Гайдара и его команду «мальчиками в розовых штанах». Борис Кагарлицкий, этот, прости господи, выдающийся марксист, говорил: «Ну, нет, щеки из-за спины видать, это невозможно, критика хлынет такая, что просто уничтожат.» Вышло наоборот! Именно этот жирненький «мальчиш-плохиш» и занял место главы правительства РФ. И чем дальше, тем хуже: с того момента наверх, и все выше, выше будут всплывать самые негодные к управлению, самые омерзительные уродцы типа Зурабова, Трутнева, Грефа, Кудрина, Касьянова, Бородина (Пал Палыча), Нургалиева, Сергеева. В Перми – Зимина, Трясцына, Чиркунова, Шубина, Карпушина, Гаджиевой, Бухвалова, Алиева… да всех подряд. Кто еще из прежней власти сохранил полностью за собой власть? КГБ «пророс» в банковскую сферу. Больше того, скажем, Вяткин, который в Перми возглавлял самый страшный 5-й отдел КГБ, занимавшийся диссидентами, в результате «свержения власти КПСС» пошел на повышение, возглавил тюменскую ФСБ. Попцов, который возглавлял 5-й отдел центрального КГБ, вообще оказался в руководстве радикальнейшего демократического телеканала НТВ. В МВД сохранили посты все, кто успел вовремя откозырять. Старый «красный» директорский корпус тоже не остался за бортом, получив сначала по 5% акций предприятий, а затем, после задержки зарплаты, скупив по дешевке у работяг и все остальные акции. Разумеется, никуда не делась из системы и «школа коммунизма», профсоюзы. Как они владели комплексами отдыха, так и теперь владеют. Прекрасный пример – профком пермского оборонного электроприборного (ОАО «ПНППК»), закаленные коммунисты. Присоединили свои дачи к детским лагерям («Рассвет» и др.), к системе коммуникаций – вместе с администрацией завода. Правда, территориальные профсоюзы, в отличие от отраслевых, под давлением молодых акул империализма были вынуждены проститься с собственностью. Так, Борис Пожарский, бывший председатель пермского крайсовпрофа, гордо сохранил партбилет, но был вынужден отдать дом отдыха в Усть-Качке, гостиницу «Турист» и пр., единственным акционером которых он являлся. Верой и правдой защищавшие директоров от рабочих заводские профсоюзы теперь верой и правдой служат акулам империализма. И не только российским. Посмотрели бы вы на случки отечественных профбоссов и представителей МОТ. Поначалу на Глобальные Форумы, организованные якобы ООН, на деле – по изыску Альберта Гора с его мифологемой «устойчивое развитие», в Рио-де-Жанейро и Манчестер рванули альтернативные профсоюзы. Но в Копенгагене и Стамбуле их без труда вытеснили официальные российские профсоюзы. Они настолько перестроились, что на одной из профсоюзных школ в Салтыковке под Москвой, организованных шведским мощным анархо-синдикалистским профсоюзом SAC в ответ на продвинутость какого-то функционера из ФНПР представительница SAC брезгливо отметила: «Вы хотите, чтобы на приеме у работодателя рабочие вели себя, как проститутки?» Казалось, первые секретари обкомов КПСС ушли в небытие. Однако, например, пермский Чернышов, которого неформалы (и наш Союз коммунистов в первых рядах) провалили на выборах в ВС СССР, неожиданно выплыл. В Москве, в Гражданском союзе. Несомненно, сохраняет какие-то позиции и сегодня. Обслуживают всю эту комсомольско-КПСС-овско-криминальную сволоту бывший член КПСС, режиссер Марк Захаров, бывший член КПСС (документы не горят!), режиссер, ставивший бильмы с прославлением большевиков, Никита Михалков, старые, закаленные идеологи КПСС, доценты, профессора, академики. Никуда они не делись и из вузов. Так, в ПГУ госпожа Новикова, ранее преподававшая политэкономию социализма, ныне перестроилась и считает Гайдара самым выдающимся экономистом ХХ столетия… Несомненно, КГБ сыграл определенную роль и в идеологической обработке населения. Например, журналистка Самолис в ррреволюционной статье «Очищение» опубликовала ряд писем трудящихся, в которых они указывали, что многие коммунисты, увы, лишились своего морального облика. И это безобразие имеет всеобщий характер. Статью перепечатывали, ей трясли, на сходках, собраниях трудовых коллективов и митингах глупые неформалы (в том числе наш Союз коммунистов). «Журналистика не делается в белых перчатках, она делается в черных чулках со стрелкой»! Потом пустили слух, что у Самолис эти письма якобы выкрали, а Самолис заняла заслуженное место в журналистской элите при власти. Кажется… да-да, в пресс-службе ФСБ. И не могло быть по-другому, т.к. в обществе не было другой более организованной силы, нежели элита КПСС, с ее средствами связи, с ее банковскими счетами, с ее знанием ситуации, с ее множеством исполнителей. Таким образом, не кто-то там из низов, как парни из Демократического Союза во главе с Новодворской и Дебрянской, не диссиденты-правозащитники, не какие-то там социал-демократы типа Орлова, Румянцева или Аверкиева, а проверенные люди из элиты, Гайдар, Станкевич и т.п. заняли положенные им по статусу места в управлении страной. Таким образом, Гайдар, казалось бы, способствовал тому, чтобы сохранить советскую элиту. Которая, разумеется, как и он сам, всеми корнями из КПСС. Впрочем, аверкиевы и новодворские и прочие буржуазного (проамериканского) направления неформалы получили свой кусок, они далеко не бедствуют. Заслужили. Отработали и продолжают отрабатывать. То, что «пар выпустили через свисток», стало ясно сразу же после объявления ГКЧП. В Перми не было такого шикарного митинга, как в Москве с Еленой Боннер, дочерью видного деятеля Коминтерна. Боннэр на трибуне сильно возмущалась тем, что глава правительства Павлов поднял цену на колбасу до 7 р. Публика неистовствовала! В Перми собралось человек примерно семьсот. А на высокую трибуну, сооруженную у Дома Советов, вскарабкались руководить митингом пермский «писатель» Вова Винниченко, тот самый, что стучал в КГБ на диссидентском процессе 1968 года, и журналист Саша Калих-старший, сотрудник 5-го отдела КГБ (ныне возглавляет пермский «Мемориал»). В Москве Жириновский побежал арестовывать демократов. В Перми борцы за трезвый образ жизни – тоже. Но на площади у Дома Советов какой-то член ЛДПР кричал мне: «Посмотрите, танки на улицах!» Я посомневался, что увижу в Перми танки на улицах. На что ЛДПР-овец мне заявил: «Вы льете воду на мельницу КПСС!» В НИИУМСе (теперь АО «Парма»), неподалеку от Дома Советов, компьютерщики вовсю печатали листовки в поддержку Ельцина. Тогда Леня Ивонин, самый молодой член нашего Союза коммунистов, трудившийся в то время в НИИУМСе, сказал своим коллегам: «Не пройдет и двух месяцев, как вы будете ругать Ельцина.» Так, собственно, и случилось. Причем в администрации Пермской области не было ни малейшего колыхания насчет ГКЧП, в администрации пожали плечами: «Какой, к черту, ГКЧП.» Понимаете, они были уже готовы! К тому, чтобы стать богатыми легально. Всё «наверху» крайне быстро «схлопнулось», устаканилось. В 1989 году ваш покорный слуга зашел в Москве в редакцию наидемократичнейших «Московских новостей». Я просил помощи: мол, так и так, неформал, за организацию разрешенных Конституцией СССР митингов и прочего безобразия дважды незаконно увольняли, наложен запрет на профессию, мне даже оператором на завод не дают устроиться. «Шерстили» и других из нашего Союза коммунистов: Сергея Мазеина попросили из секретного КБ при оборонном заводе ПЗХО, Юлий Щипакин с двумя кандидатскими степенями был вынужден работать сторожем. Немолодой человек из редакции, который беседовал со мной, сообщил, что «редакции подобные вопросы не интересны». Этого человека теперь можно часто видеть на телеэкране, бойко ведет репортажи в престижных программах. А когда обрушили экономику, пришедшие во власть оказались оттесненными новой волной реформаторов. Из той же элиты КПСС. Точно так же как из партий вытесняли их неформальных создателей. Например, Гарри Каспаров, историк Пономарев создавали Демократическую партию России, а их затем легко оттеснили аппаратчики третьей руки Бурбулис и Травкин. Для Травкина партия была просто средством попадания во власть, эту цель он достиг, и партия исчезла, как ненужная. Исчезли всевозможные шумейко, ерины, бурбулисы, станкевичи, авены, полторанины. Правда, некоторые остались, починки, панфиловы, степашины, черномырдины, но из недр системы приходят все новые и новые отряды проходимцев и мошенников. ____________ А теперь представим дело, как оно было. Было примерно 7 млн неформалов. Они смогли (а им помогли) организовать мощные митинги по стране. Митинг в Куйбышеве собрал 40 тыс. человек, в Южно-Сахалинске – 100 тыс. человек, в Свердловске – 10 тыс. человек. Кто испугался в первую очередь? Первые секретари обкомов. Кого испугались, митингующих? Разумеется, нет. Состав протестующих был таков, что трудовые коллективы – и даже шахтеры! – не принимали в митингах участия, их водой из брандспойта можно было разогнать. Первые секретари боялись Кремля, боялись потерять свое кресло, боялись… как всегда боялись со времен Сталина. И это им сильно надоело! Я же говорю, реформы назрели. Из 7 млн неформалов от силы тысячная часть – рабочего марксистского направления. Все прочие, демократические, хотели заменить экономическую систему в СССР на западную, «настоящую». В том числе рабочие. Чем глубже в провинцию, тем больше рабочих участвовало в марксистских организациях, но это была капля в море. Все эти мельчайшие марксистские группочки не представляли собой никакой силы. Они могли бы представить ее, если бы их поддержали трудовые коллективы. И на ряде заводов они смогли провести забастовки. Однако общая реакция на эти группы была почти нулевая. Уважать – уважали, ни единой листовки, полученной у проходных, не бросали на тротуар (даже иностранцы удивлялись). Однако попытки продавать «Рабочий вестник» успехом не увенчались. «Вот когда будет рабочее движение, тогда и куплю», - сказал один пермский рабочий. Еще бы, это вам не Москва, где раскупают любую чепуху. Даже на призывы в листовках, в которых объяснялось, как повысить зарплату, не приходил ни один человек: в Перми - ни с завода им. Ленина, ни с завода им. Свердлова (ОАО «Мотовилихинские заводы», АО «Пермские моторы»). Вообще, если в то время собрать всех дееспособных марксистов по стране, набралась бы приличная партийная ячейка. Городская, не более. Наконец, в 1990 году в Новокузнецке была создана Конфедерация труда. Увы, в ней доминировали шахтеры, они и финансировали ее, конечно, вместе с АФТ КПП и с отработкой денег под политический заказ. Рабочие заводов в КТ были лишь участниками массовки. Затем была создана МСТК, Межрегиональный Союз трудовых коллективов. Но сами СТК не представляли трудовые коллективы, они оплачивались директорами заводов. Организаторам МСТК заявили: «Будете работать на Ельцина за «суверенитет России», будут вам и помещения, и деньги. Не будете – ничего вам не будет.» И МСТК исчезла с политической арены. Могли бы рабочие пойти за марксистскими группами? Могли. Но они не заплатили ни копейки для существования рабочих изданий, для функционирования рабочих политических организаций. Марксистские группы принялись сами зарабатывать деньги коммерцией. А ней пришли недоверие, борьба за кусок прибыли, расколы. Те группы, которые избежали коммерции, добил КГБ. Что же случилось дальше? Жуткие гайдаровские реформы? «Программа 500 дней»? Как не так. Никто никаких реформ и никаких программ не проводил в жизнь вообще. Единственное, что «провели в жизнь» - это плановое обрушение рубля. Зарождалось это обрушение отнюдь не в ВС СССР, когда ошалелые депутаты орали, что «сейчас за рубль дают четверть доллара, а завтра будут давать в морду». Обрушение рубля планировало правительство Горбачева, соответствующий документ был подготовлен к апрелю 1990 г. Петраковым, Гайдар и рядом не стоял. Отраслевые цепочки разорвались до распада СССР. Ивановские текстильщики решили сами продавать товар, в результате заводы- потребители (пошив детских костюмов и т.д.) остались без сырья. Запорожье перестало поставлять сляби в Пермь на завод им. Ленина, и т.п. Заводы распадались на отдельные цеха как пули из обоймы АКМ, вне всякого Гайдара, акционирование проходило ДО того, как были написаны соответствующие нормативные акты, напр., пермский оборонный телефонный завод (ныне «Телта», доживающая последние дни). Действительно, невозможно приписать маленькому человеку, ограниченному Гайдару свойства какого-то вселенского монстра, злого богатыря-упыря, уничтожившего половину промышленности СССР. Как на самом деле ставил вопрос, и правильно его ставил Егор Гайдар? Что сделать, чтобы заставить рабочего работать. Этот вопрос стоял перед Лениным, затем перед Сталиным. Оба этот вопрос сумели решить. Но уже к 1990 г., скажем, в модельном цехе завода им. Ленина вся работа, как правило, была сделана до обеда. На сверхурочных завод ежегодно терял 25 млн р., тогда это были огромные деньги. Управленцы не хотели и не умели организовать труд, а рабочие не хотели ритмично работать. В 1993 г. рабочие французского «Рено» с удивлением спрашивали: «А правда, что ваши рабочие во время смены ходят по магазинам?» Итак, тот же вопрос встал перед Андроповым, затем перед Горбачевым. Их телодвижения все помнят – отловить прогульщиков, материально «стимулировать» и тому подобное. А вот Гайдар даже не стал этот вопрос решать. Он заявил, что рынок сделает все сам собой. Давайте, еще раз отчетливо себе представим суть позиции Гайдара: чтобы рабочий работал, капитализм должен стать «настоящим». Для этого нужно, чтобы появился такой товар, как рабочая сила. Тогда в обществе целью жизни станет прибыль, поскольку прибыль производится из прибавочной стоимости, а прибавочную стоимость порождает только рабочая сила. Это и есть цель капиталиста. Только покупать рабочую силу должно не государство, а все, кто купил средства производства. Отсюда вытекает, что рынок рабочей силы не может быть регламентирован одним только частником, государством. Он должен серьезно вырасти – должна быть образована армия безработных. Т.е. рабочим должен двигать страх потерять рабочее место. Такие ученые, как Владова и Рабкина, объясняли, что такая позиция Гайдара – Явлинского есть абсолютная безграмотная чушь. Когда в затылок жарко дышат, производительность труда снижается. Социологические исследования во всем мире свидетельствуют, что рост армии безработных приводит к атрофии интереса к труду, к апатии. Кажется, Рабкина защитила диссертацию, посвященную опровержению «Программы 500 дней», и ей рукоплескали те же люди, которые и стряпали эту программу! Действительно, в Японии до распада СССР существовал институт пожизненного найма, там не было безработицы (в СССР она составляла 1,7 млн чел. В 70-е). А экономика Японии работала, да еще как. В результате реализации элиты КПСС стать рантье, власть просто перестала функционировать. Она стала (и остается) иждивенкой, пописывающей законы и стригущей налоги. Но разве Гайдар ее толкнул в такое состояние? Нет, просто второй, более молодой эшелон партийной элиты решил реализовать свои интересы, легализовать свои буржуазные устремления: сконвертировать власть в деньги. Гайдар лишь один из тех, кто тщился популяризировать этот интерес элиты как интерес каждого… В одной и последних телепередач «Постскриптум» показали, как Чубайс реагировал на критику Гайдара, как чуда-юда, укокошившего экономику. Он не опровергал. Он просто свысока презирал обвинения оппонентов, прицокивая языком. И что же? Из уст Алексея Пушкова, который. вроде бы, хотел развенчать Гайдара, снова слышим определение Гайдара как великого упыря, погубившего целую страну. Чубайс зря цокал языком – ведь он, как и Пушков, тоже представляет человека, хотя и бывшего премьером, но мало что сделавшего в истории, кроме разве что болтовни, как великого, но не упыря, а спасителя страны. Итак, сильно ли помог Гайдар второму эшелону элиты КПСС сохранить власть (Ходорковскому, Ельцину, Чубайсу и пр.)? Даже это нельзя записать в его актив. Как происходило акционирование пермской «Велты»? Сначала 70% проголосовало за акционирование. Когда объединение «Рабочий» разъяснило в листовках последствия акционирования, количество «за» уменьшилось, но затем рабочие начали скупать акции, чтобы не потерять денежку. И привели завод к исчезновению. Так что присутствие Ясина, Черномырдина, Путина и прочих у власти – их, советских рабочих заслуга, а не Гайдара. _____________ Но не о Гайдаре речь. 1 февраля в телепередаче «Постскриптум» ведущий Алексей Пушков вернулся к теме. В передаче сообщалось, что Гайдар обесценил сбережения пенсионеров, по этой причине пенсионеры стали быстро умирать. Сообщалось, что реформы так обрушили экономику, как того не было ни с 1914 – 1922 гг., ни за Великую Отечественную войну. Пушков процитировал некое письмо Чубайса, в котором тот утверждал следующее: «Не вам нас судить. Всё, что говорят о нас ложь. Мы сами себе судьи.» Нельзя такое прощать, - говорили в передаче, - преступлениям такого масштаба, нет срока давности. Пушков резюмировал: он помнит, что так безапелляционно, как Чубайс, говорили только большевики. Оставим на совести Пушкова последнее утверждение, ведь он не мог слышать большевиков, его самого тогда еще и в планах не было. И прочитать такой чепухи он тоже нигде не мог. Но вот в чем дело. Если вы возьмете документы летописей, справочники XIX века, вы обнаружите, что как только на троне появлялся новый царь, так во всех документах принимались обвинять в существующих бедах предыдущего царя. Если Пушков не в курсе, то всё население в целом начало умирать быстрее. В СССР пенсионеры составляли 40% всего населения, тот же процент сохранялся до 2005 года. Ибо пенсионеры – не алкоголики, не наркоманы, не киллеры, не банкроты, они прожили жизнь, за которую им не стыдно. Но за один год, после монетизации льгот, введения нового Трудового Кодекса и принятия ряда других значимых законов процентное соотношение числа пенсионеров сократилось до 28,7%. Кто принимал эти законы? Тот, кто, по словам Пушкова, подарил людям надежду и радость – «Единая Россия», ведомая Путиным. Так что напрасно телеведущий тщится отделить новых преступников от старых. Они ничем от них не отличаются, разве что патриотической риторикой. Борис Ихлов, Пермь, 1.2.2010.
cccp: Реформаторы приходят к власти. Анатолий Чубайс: <Ситуация была тупиковой или, правильнее сказать, неразрешимой> Владимир Федорин | 03 марта 2010 08:43 a.. http://www.forbesrussia.ru/interview/45382-reformatory-prihodyat-k-vlasti-anatolii-chubais Подготовка к приходу в правительство - Ельцина предупреждали - Союз нельзя было сохранить - Перехват основ власти - сердцевина задачи - Политическая тактика реформаторов Изучая обстоятельства создания правительства реформаторов осенью 1991 года, корреспондент Forbes не мог не поговорить с Анатолием Чубайсом, одним из лидеров московско-ленинградского кружка молодых экономистов, сложившегося в середине 1980-х. Летом 1991 года Чубайс переживал один из многочисленных спадов своей карьеры. 12 июня выборы ленинградского мэра выиграл Анатолий Собчак, после чего Чубайс, работавший до этого первым заместителем председателя Ленинградского горисполкома, был переведен на декоративную должность главного экономического советника нового градоначальника. Спад, впрочем, оказался непродолжительным. В конце сентября Егор Гайдар вызвал своих ленинградских соратников в Москву, точнее на госдачу в подмосковном Архангельском. Там уже вовсю готовились планы радикальных реформ и шел подбор кадров в еще не сформированное правительство. Чубайс с ходу подлкючился к разработке структуры будущего кабинета. 10 ноября он был назначен на один из ключевых постов в правительстве реформаторов, став <министром приватизации>. Подготовка к приходу в правительство - Когда Гайдар проинформировал вас о том, что на 15-й даче в Архангельском началась работа над планом реформ? - Точную дату не помню, но думаю, что это было в середине или конце сентября 1991 года. - В самом начале октября вы с Гайдаром приходили к депутату Льву Пономареву, одному из сопредседателей <Демократической России>. По воспоминаниям Пономарева, на встрече шла речь о том, что есть команда, которая готова составить экономический блок правительства. Помните ли вы какие-то детали этого разговора? - Смысл визита был в том, что парламент играл тогда очень большую роль, а Пономарев был одним из лидеров правящей коалиции. Встреча была, по-сути, нашим представлением. Так что предмет разговора понятен: мы представляли программу, но детали я совсем не помню. - То есть к началу октября вы уже понимали, что группа в Архангельском - это будущее правительство, или, по крайней мере, один из кандидатов на эту роль? - Мы знали, что пишем программу для правительства. А то, что мы - правительство, стало понятно после встречи Ельцина с Гайдаром. - Они встречались в 20-х числах октября. - Тогда и стало понятно, что нам это придется реализовывать. - Воспринимали ли вы Олега Лобова или Юрия Скокова как потенциальных конкурентов? - Какие же они конкуренты, это люди совсем из другой жизни. И вообще у меня совсем не осталось в голове картины, будто на старте было несколько команд, борющихся друг с другом за победу. Картина, которая мне запомнилась, следующая. Шаг номер один - надо делать программу правительства. Садимся и делаем. Шаг номер два - Гайдару предложено правительство возглавить. Он это принимает, и тогда мы делаем структуру правительства в целом под руководством Гайдара и Бурбулиса. - Но судя по рассказу того же Пономарева и других источников, структура правительства была готова уже в начале октября. - Да, очень похоже, но утверждать с уверенностью не могу. Зато хорошо помню, что структуру правительства мы писали не под абстрактных людей... - А под команду. - Да. И это означает, что мы ее писали уже после того, как Гайдар получил от Бориса Николаевича предложение возглавить экономический блок правительства. - Какие программные документы готовились в Архангельском, кроме экономической части выступления Ельцина на V съезде? - Были какие-то содержательные программы по основным направлениям. Более точно не скажу: достаточно быстро стало понятно, что мне нужно заниматься приватизацией, я ушел в это направление с головой и уже не очень следил за продвижением по другим направлениям. Ельцина предупреждали - Проводилась ли в Архангельском оценка последствий реформ? Я имею в виду прогнозы, на сколько упадет производство, реальные доходы населения, как вырастут цены? - Нам не надо было их специально готовить, потому что это была одна из фундаментальных научных тем, которой мы занимались предыдущие 10 лет, и поэтому очень хорошо понимали характер последствий, реальную цену реформы. Были даже какие-то публикации, в том числе известная статья, которую мы написали вместе с [Сергеем] Васильевым. В ней описаны основные конфликты и проблемы, неизбежно возникающие при разворачивании реформы. Мы сначала докладывали эту работу на семинаре в Падуе, потом она была опубликована. Коммунисты достаточно давно ее обнаружили и не раз за нее нас проклинали. В ней трезво и жестко описаны неизбежные негативные последствия преобразований, которые необходимо провести. - А были ли проинформированы о последствиях заказчики реформы - президент, Геннадий Бурбулис? Интересовались ли они этим вопросом? - Я в дискуссиях с президентом не участвовал, в них участвовал Гайдар. Их было много на подготовительном этапе, и они были тяжелыми. Естественно, Борис Николаевич хотел минимально болезненной конструкции, а мы понимали, что неизбежно придется идти по гораздо более жесткому варианту. И в этом смысле шел очень непростой диалог: президент пытался ограничить болезненный этап очень коротким отрезком времени, а Гайдар постоянно говорил, что этот период будет гораздо более долгим и сложным. В итоге, если я правильно понимаю, у Бориса Николаевича появилась конструкция: полгода будет тяжело, потом станет легче. - Нужно потерпеть до осени 1992 года, сказал президент на съезде 28 октября. Получается, что эта дата выработалась у президента по итогам тяжелых разговоров с Гайдаром? - Абсолютно верно. Или - если хотите иначе - в результате тяжелого диалога экономистов и политиков. Политики отстаивали то, что допустимо, а мы фиксировали то, что возможно. И поле пересечения между допустимым и возможным не всегда точно сходилось. - Вы не присутствовали при разговорах Гайдара с Ельциным, но убеждены, что Гайдар откровенно и точно описывал тяжелые последствия реформ, и президент был полностью проинформирован? - Да. Во-первых, потому что - повторю еще раз - характер последствий мы изучали не на уровне легкого обсуждения, а на уровне фундаментальных исследований. Это было одно из направлений подготовки к реформам, которая шла у нас не один год. Наши с Гайдаром представления об этом были очень жесткими. А что Егор говорил это президенту - это 100%, он сам мне об этом рассказывал. Союз нельзя было сохранить - Какую роль в работе над программой сыграла Альпбахская декларация, принятая в сентябре 1991 года? - Принципиальную. В моем понимании она перевернула наши представления вообще и сыграла важнейшую роль во всем процессе. Суть дела там предельно проста: в Альпбахе проходила конференция, на которой мы - к некоторому ужасу для себя - анализируя политическое пространство, пришли к выводу о том, что сохранение СССР невозможно. Независимо от того, нравится нам это или не нравится, хотим мы этого или не хотим. Просто в ходе обсуждения было достаточно профессионально и технологично показано, что конструкции под названием СССР уже не существует, хотя де юре она пока еще была. - Кем показано? - Честно говоря, я не помню, кто был основным автором. Но в некотором смысле это результат коллективного хода мысли. В этом направлении много сделали Кагаловский,Найшуль, который тоже был в Альпбахе, и много сделал, как ни странно, Сергей Глазьев. Мы в то время не были еще ни начальниками, ни правительством, мы были исследователями и прикладными разработчиками. И в этом качестве мы должны были понять, в какую политическую среду мы будем встраивать программы, которые разрабатываем. И в этот момент нам стало очевидно, что советских реформ быть не может. А этот вывод имел очень крупные последствия с чисто профессиональной точки зрения. Нам пришлось полностью переосмыслить крупные блоки реформирования, особенно в области макроэкономики. Есть компоненты реформы, которые не особенно меняются, вне зависимости от того, есть СССР или нет СССР, а есть блоки, которые меняются радикально в конфигурациях <СССР>- <не-СССР>. Например, ситуация радикально меняется во всем, что касается финансовой стабилизации - а это основа основ реформирования - когда у тебя 15 республиканских центральных банков, обладающих правом эмиссии. Хорошо известно, что невозможно осуществлять финансовую стабилизацию, когда у тебя 15 независимых эмитентов, каждый из которых делает то, что хочет. Теоретически - это сделать нельзя. И нам приходилось разрабатывать решение этой неразрешимой задачи. Точно так же нам пришлось полностью переосмысливать весь блок, связанный с либерализацией внешнеэкономической деятельности и подготовкой программы мер по обеспечению конвертируемости рубля. - Как вы голосовали на референдуме в марте 1991 года. За сохранение СССР или против? - Честно говоря, в памяти не осталось ничего. Не исключаю, что <за>. Но это же два разных вопроса: один вопрос, чего ты хочешь, а другой - принятия реалий, в которых тебе приходится работать. Перехват основ власти - сердцевина задачи - Когда стало ясно, что приватизации станет одним главных направлений работы правительства реформаторов? Автор закона о приватизации Петр Филипповвспоминает, что еще весной 1991 года и Гайдар, и вы к теме масштабной передачи госсобственности в частные руки относились достаточно прохладно, не считая ее такой уж важной... - Думаю, вы не совсем правильно его поняли. Недопонимание могло сложиться по двум причинам. Причина номер один: мы вели очень жесткую теоретическую дискуссию с Виталием Найшулем как автором концепции ваучерной приватизации, приводили ему длинный список катастрофических, тяжелейших последствий, которые она неизбежно повлечет за собой. Острее всего критиковали концепцию Виталия два человека - Гайдар и я. Мы показывали ему неизбежные острейшие социально-политические последствия, которые такая схема вызовет. Вторая причина состоит в том, что мне лично тема приватизации никогда не была интересна. В сфере моих личных профессиональных интересов я ее всегда отодвигал на второй-третий план. Когда я возглавил в Питере комитет по экономической реформе и стало ясно, что нужно всерьез заниматься приватизацией, руководителем отдела приватизации был назначен Дмитрий Васильев, и мы первым делом подтянули Петра Филиппова, который был в Верховном совете председателем комитета по приватизации. Филиппов гораздо больше занимался этой тематикой, чем мы. Но конечно, приватизация никогда не казалась нам ненужной. Мы хорошо понимали, что вся реформа, строго говоря, в сильно упрощенном виде, сводится к двум фундаментальным задачам. Задача номер один называется <финансовая стабилизация>, задача номер два - <частная собственность>. - Рассказывают, что в Архангельском обсуждалась идея назначить вас министром промышленности. - Это правда. Была идея сделать меня министром экономики. Были и какие-то другие идеи, но, к сожалению, получилось по-другому. - Некоторые участники команды Гайдара считают ошибкой назначение министром промышленности Александра Титкина. Мол, на этом посту требовался гораздо более сильный руководитель, который выстраивал бы совсем другую политику и по отношению к директорам и по отношению к реструктуризации промышленности. Почему в итоге на этом посту оказался не очень сильный министр? В силу нехватки человеческих ресурсов? - Я не совсем согласен с коллегами, которые так считают. Мне кажется, что прежде чем всерьез обсуждать эту тему - <кандидатура министра промышленности> - нужно понимать две очень важные предпосылки. Первая предпосылка - это оценка реального объема действий, которые можно было осуществить на этом посту в реальных условиях 1992 года и с теми реальными инструментами, которыми мы обладали. Объем ресурсов был близок к нулю, объем задачи - бесконечен, она трудно операционализируема. Второе. Нельзя забывать, что правительство все-таки должно в большей или меньшей степени отражать состав политических сил, существующих в стране. Была такая политическая сила, которая была, собственно, основой основ в то время, несколько уже забытая, называлась <красные директора>. Они обладали просто колоссальным влиянием и в значительной степени, собственно, и руководили страной. Масштаб их влияния был во многих случаях выше, чем у губернаторов всех вместе взятых. И назначать завлаба министром промышленности в этой ситуации означало бы плюнуть в лицо еще и им. И в этом смысле назначение Титкина министром, мне кажется, было разумным. - В разных источниках рассказывают, что решение возглавить комитет по приватизации давалось вам нелегко. Почему вы шли на эту работу с тяжелым сердцем? - Было же очевидно, что тот, кто возглавит этот участок работы, при любой ее организации, независимо от достигнутого результата, будет одним из самых ненавидимых людей в стране. Это не было для нас каким-то открытием. - Вы исходили из опыта реформ в Восточной Европе? Или вы исходили из того, что в России все неуспехи реформ - падение уровня жизни, например - будут связаны с переходом к капитализму и частной собственности? - Нет, нет, нет, вы говорите о реформах в целом, а я говорю о приватизации в сравнении с другими участками работы. Мы много занимались теорией вопроса и хорошо понимали возможные варианты действий - их недостатки, их достоинства, и в ситуации 1991 года было ясно, что придется действовать предельно быстро, что вся наша приватизация будет выстраиваться не столько в логике максимального экономического результата, сколько в логике максимума политического эффекта. Под политическим эффектом понимается изъятие госсобственности у партхозноменклатуры. - Вы спешили подорвать экономическую базу коммунистов и реваншистских сил? - Конечно. Перехват основ власти, и это - сердцевина задачи. Было совершенно ясно, что пока сохраняется госсобственность, она никакой государственной не будет, а будет собственностью директоров и секретарей обкомов, которые, опираясь на нее, будут бороться с нами. Что они с успехом и делали. Задача была в том, чтобы отнять собственность у них и отдать ее людям. Эту задачу - при полном отсутствии институтов, законодательства, судебной системы, системы исполнения судебных решений, при полном отсутствии культуры частного бизнеса - в такой гигантской стране, как наша, решить почти невозможно. Решение неизбежно будет сопровождаться массовым недовольством самых разных групп населения, как бы ты ни пытался проводить приватизацию. И эта компонента общей задачи была одной из самых неприятных во всем наборе того, что мы делали. Политическая тактика реформаторов - На какие политические силы и группы интересов могло, по вашим представлениям, опираться правительство реформаторов? С кем - вступать в ситуативные альянсы, а с кем - воевать не на жизнь на смерть с самого начала? - Это вопрос на хорошую получасовую дискуссию, существенно большую по объему, чем все то, что мы перед этим обсудили. Часть ответа на ваш вопрос содержится в той совместной статье с Васильевым, которую я только что упомянул. Но если все-таки попробовать ответить, я бы сказал так: с одной стороны, на общеполитическом уровне конец 1991 года - это пик демократического движения. Оно собирало миллионные митинги в Москве и имело колоссальную поддержку в стране - с теми лидерами <ДемРоссии>, о которых вы упомянули. И <ДемРоссия>, конечно, была нашей опорой. Но если с внешнего уровня в виде массовых демонстраций перейти на более глубокий уровень анализа - анализа социальной структуры этой силы, то ситуация оказывалась гораздо более сложной и гораздо более коварной. В некотором смысле почти тупиковой или, правильнее сказать, неразрешимой. Суть дилеммы состояла в том, что главной базой поддержки демократического движения была прежде всего интеллигенция - и научно-техническая, и инженерная, и творческая. Она-то и создала все демократическое движение того времени. В то же время было совершенно ясно, что преобразования по своему характеру таковы, что они неизбежно наиболее болезненно скажутся именно на этой социальной группе. Мы хорошо понимали, что значительная часть этой социальной группы работает на оборонку, на военно-промышленный комплекс, и хорошо понимали, что у страны нет финансовых ресурсов для поддержания этого комплекса на прежнем уровне. Это означало, что первая часть реформ, финансовая стабилизация, неизбежно и очень жестко ударит именно по этой категории населения. Поэтому мы не рассчитывали на многолетнее пребывание у власти. Я думаю, многие мои коллеги, с которыми вы говорили, вам подтвердят: было понимание, что у нас есть месяцы, а не годы. И наша задача состояла не в том, чтобы продержаться в правительстве как можно дольше, сколько в том, чтобы успеть сделать как можно больше, прежде чем нас оттуда выкинут. В социально-политическом, в электоральном смысле наша ситуация была совершенно тупиковой и неразрешимой. - Но вы же понимали, что приватизация - это работа на несколько лет? - Конечно, и мы не ставили перед собой задачу - завершить приватизацию, а ставили задачу - добиться необратимости приватизации. Кстати, именно поэтому Гайдар считал, что я обязан остаться в правительстве после его ухода в декабре 1992 года. Я имел в виду не столько ваши электоральные перспективы, сколько тактику политического маневрирования между различными группами интересов - красными директорами, региональными руководителями: - Ясно было, что все они будут в той или иной степени против [радикальных реформ] - и красные директора, и региональные начальники, и партхозактив, и профсоюзы, и трудовые коллективы. Если брать другие группы влияния - военно-промышленное лобби, аграрное лобби, ТЭКовское лобби, то на их поддержку мы тоже не могли рассчитывать. В этом смысле у нас ситуация была неразрешимая с точки зрения выхода на поддержку крупных социальных групп. - В книге <Без карты> американские экономисты Андрей Шлейфер и Дэн Тризман пишут, что главным политическим оружием реформаторов был раскол оппонирующих групп интересов, перетягивание части противников на свою сторону. Эта тактика вырабатывалась на ходу или вы собирались действовать так с самого начала? - Конечно, изначально было совершенно ясно, что так или иначе придется идти на уступки и находить компромисс, по крайней мере, с частью этих групп. - С одной стороны, Гайдар не горел желанием становиться <экономическим царем>: он понимал, что человек, которые начнет реформы, будет, мягко говоря, сильно непопулярен. С другой стороны, у Гайдара была, видимо, ответственность и перед командой, потому что для части его соратников приход в правительство стал бы серьезнейшим жизненным взлетом. Какие-то рефлексии на эту тему в сентябре-октябре 1991 года у Гайдара были? Обсуждал ли он эту свою личную дилемму с вами? - Вы назвали два соображения: первое мне кажется правильным, а второе неправильным. В итоговом выборе решения соображение о том, что он может продвинуть команду и исполнить обязательства перед ней, точно отсутствовало. Была совсем другая логика: предыдущие десять лет мы и психологически, и содержательно жили в режиме разработчиков и консультантов, а не реализаторов. В последнем качестве себя не мыслили, к этому качеству себя не готовили. Мы готовили себя к роли профессиональных специалистов, которые понимают, что делать, и готовы дать пояснения любому политическому руководителю. И драма состояла в том, что к концу августа, к сентябрю стало понятно, что, к большому сожалению, не существует людей, которым можно было бы давать советы. Не существует людей, которые взяли бы на себя функцию осуществления реформ в России, так чтобы мы при этом оставались просто консультантами. Стало понятно, что конструкция простая: либо мы беремся за это сами, либо это сделано не будет. Этот мотив был гораздо более важен, чем тот, с которым я не согласился. Читайте также a.. Петр Авен: Во главе ФСБ Чубайс принес бы не меньше пользы, чем на приватизации
полная версия страницы