Форум » Движение "17 марта" » ЛЕВЫЕ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ. Дугин А.Г. » Ответить

ЛЕВЫЕ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ. Дугин А.Г.

Штурмовик: Левая философия в кризисе В отличие от ситуации, которая царила в сфере политических идей и проектов сто лет назад, говорить о наличии какого-то четко определяемого пространства для левого (социального, социалистического или коммунистического) проекта сейчас нет возможности. Дело в том, что в конце ХХ века произошел фундаментальный кризис ожиданий, связанных с левым движением, левыми идеями, левой философией и левой политикой. Это прежде всего связано с крахом СССР и распадом социалистического лагеря, а также с падением влияния и престижа европейского марксизма, который в определенный период стал практически «запасной идеологией» Западной Европы. Вместе с тем и в лучшие времена левый проект не был чем-то единообразным и универсальным, а судьба реализации левых идей в конкретной политической практике разных народов показала, что даже с чисто теоретической точки зрения внутри самой левой политической философии существует несколько основных тенденций, изучать которые следует по отдельности. Левая политическая философия изначально была задумана как фундаментальная обобщающая и систематизированная критика либерал-капитализма. В середине ХХ века возникло такое явление, как систематическая критика самого левого проекта (как со стороны либералов — Хайек, Поппер, Арон и т.д., так и со стороны неомарксистов и фрейдо-марксистов), и с самой левой идеологией философские школы проделали то же самое, что левый проект проделал с либерал-капитализмом 100—150 лет назад. Три разновидности левой идеологии С позиций сегодняшнего исторического опыта можно выделить три основных направления в левой политической философии, которые либо продолжают на новом витке прежние идеологические разработки, либо переосмысляют прошлое, либо предлагают что-то радикально новое. Это: — старые левые («ветеро-гошисты»: от «ветеро-» — «старый» и «гошист» — от французского «gauche» — «левый», «gauchiste» — «левак»); — левые националисты («национал-коммунисты», «национал-большевики» или «национал-гошисты»); — новые левые («неогошисты», антиглобалисты, пост-модернисты). Первые две тенденции существовали с конца XIX века и на протяжении всего века XX, а в определенном качестве наличествуют и в сегодняшнем мире. Третье направление появилось в 50—60-е годы ХХ века и развилось из критики старых левых, постепенно сформировавшись в течение постмодернизма, повлиявшего в большой мере на эстетику, стилистику и философию современного западного общества. ... НАЦИОНАЛ-КОММУНИЗМ Совершенно особым явлением следует признать «национал-гошизм». В отличие от марксистской ортодоксии и социал-демократии это направление изучено гораздо слабее, и его корректная расшифровка — дело будущего. Дело в том, что сам национал-гошизм почти никогда не заявляет открыто о своей национальной составляющей, скрывая или даже громогласно отрицая ее. Следовательно, изучение прямого и откровенного дискурса самих национал-коммунистических движений, партий или режимов чаще всего осложняется тем фактом, что проговоренные тезисы либо соответствуют реальности наполовину, либо вообще не соответствуют ей. Осознанный, откровенный и цельный национал-гошистский дискурс мы встречаем только на периферии тех режимов и политических партий, которые, по сути, исповедуют и реализуют именно эту идеологическую модель, отказываясь, однако, в этом признаваться. Поэтому национал-гошизм уворачивается от лобового рационального исследования, предпочитая хранить половину этого явления — все, что связано с «национал-», — в тени. Сами национал-коммунисты считают себя «просто коммунистами», «марксистами-ортодоксами», строго следующими учению коммунистических классиков. Чтобы понять, о чем же идет речь в этом явлении, достаточно привести такой критерий: социалистические (пролетарские) революции победили только в тех странах, которые Маркс считал совершенно не готовыми к этому в силу: — их аграрного характера; — недоразвитости (а то и отсутствия) капиталистических отношений; — малочисленности городского пролетариата; — слабой индустриализации; — сохранения основных социальных условий традиционного общества (т.е. в силу их принадлежности к премодерну). И в этом состоит фундаментальный парадокс марксизма: там, где социализм должен был победить и где были для этого все условия, он не победил, хотя чисто теоретически именно там были и сохраняются отчасти до сих пор ортодоксально-марксистские течения и партии. А там, где социалистические революции победить, согласно Марксу, никак не могли, они как раз победили. Это явное несоответствие прогнозам Маркса сами победившие коммунисты — в первую очередь русские большевики — тщательно старались скрыть, замазать и никогда не подвергали концептуальному анализу, предпочитая волюнтаристски подстроить реальность под свои умозрительные конструкции — искусственно и механически подогнав общество, политику и экономику под абстрактные критерии. И лишь сторонние наблюдатели (симпатизанты или критики) заметили этот национал-коммунистический характер удавшихся марксистских революций и распознали их движущую силу и фактор, обеспечивший им успех и устойчивость, в национальной архаической стихии, мобилизованной марксизмом как национально интерпретированным эсхатологическим мифом (одним из первых это заметил Сорель, позже Устрялов, Савицкий, немцы Никиш, Петель, Лауффенберг и Вольфхайм и т.д. — со стороны симпатизантов, Поппер, Хайек, Кон, Арон — со стороны критиков). Национал-коммунизм царил в СССР, коммунистических Китае, Корее, Вьетнаме, Албании, Кампучии, а также во многих коммунистических движениях третьего мира — от мексиканских «чиапос» и перуанской «Камино луминосо» до Курдской рабочей партии и исламского социализма. Левые — социалистические — элементы присутствовали и в фашизме Муссолини, и в национал-социализме Гитлера, но в этом случае эти элементы были фрагментарны, несистематизированы и поверхностны, проявляясь больше в маргинальных или спорадических явлениях (левый итальянский фашизм в его ранней футуристской фазе и Социальная Республика САЛО, левый антигитлеровский национал-социализм братьев Штрассеров или антигитлеровское подполье национал-большевиков Никиша и Шульце-Бойсена и т.д.). Хотя, казалось бы, по формальным признакам и самоназванию мы должны были бы отнести к этой категории национал-социализм, но социализма там как такового в чистом виде не было — скорее «этатизм», помноженный на заклинание архаических энергий этноса и «расы». А вот в советском большевизме, совершенно точно распознанном сменовеховцем Николаем Устряловым как «национал-большевизм», совершенно наглядно присутствуют оба начала: и социальное, и национальное, хотя на сей раз уже «национальное» начало концептуального оформления не получило. До сих пор многие политические движения, например в Латинской Америке, вдохновляются именно этим комплексом идей, а политические режимы Кубы, Венесуэлы Уго Чавеса или Боливии Эво Моралеса (первого правителя Южной Америки, имеющего индейское происхождение), а также близкие к захвату власти сторонники Ольянта Умалы в Перу и иные национал-коммунистические движения являются полноценными политическими реалиями, на которых либо уже основывается государственный строй, либо это вполне может случиться в близком будущем. И везде, где у коммунизма есть реальный шанс, там мы имеем дело с левыми идеями, помноженными на национальные (этнические, архаические) энергии и осуществляющимися в условиях традиционного общества, т.е. по сути — с неортодоксальным марксизмом, своего рода национал-марксизмом (как бы он сам себя ни оценивал). А там, где есть все классические предпосылки для реализации (индустриальное общество, развитая промышленность, городской пролетариат и т.д.), там социалистические революции не происходили (за исключением эфемерной Баварской республики), не происходят и, скорее всего, не произойдут никогда. Смысл левого национализма (национал-гошизма) состоит в мобилизации архаического начала (как правило, локального) на то, чтобы вырваться на поверхность и проявить себя в социально-политическом творчестве. Здесь вступает в дело социалистическая теория, которая служит своего рода «интерфейсом» для этих энергий, которые без него вынуждены были бы остаться строго локальным явлением, а благодаря марксизму — пусть своеобразно понятому и проинтерпретированному — эти национальные энергии получают возможность сообщаться с иными аналогичными по природе, но инаковыми по структуре явлениями и даже претендовать на универсальность и планетарный размах, преобразуя благодаря социалистической рациональности разогретый национализм в мессианский проект. Грандиозный опыт СССР показывает, насколько масштабным может быть национал-коммунистическая инициатива, создавшая почти на столетие фундаментальную головную боль для всей мировой капиталистической системы. А Китай и сегодня в новых условиях — все больше акцентируя именно национальную составляющую своей социально-политической модели — доказывает, что этот фундамент — своевременно и деликатно преобразованный — может оставаться конкурентоспособным даже после мирового триумфа либерал-капитализма. Опыт Венесуэлы и Боливии, со своей стороны, иллюстрирует, что национал-коммунистические режимы могут создаваться и в наше время и демонстрировать свою жизнеспособность перед лицом серьезного давления. А Северная Корея, Вьетнам и Куба продолжают хранить свою политическую систему с советских времен, не предпринимая таких рыночных реформ, как Китай, и тем более не сдавая своих позиций, как СССР. В теоретическом смысле в явлении национал-гошизма мы имеем дело с марксизмом, перетолкованным в духе архаических эсхатологических ожиданий, глубинной национальной мифологии, связанной с ожиданием «конца времен» и возвращения «золотого века» (каргокульты, хилиазм). Тезис о справедливости и «государстве правды», на которых построена социалистическая утопия, осознается религиозно, что пробуждает фундаментальные тектонические энергии этноса. Есть ли сегодня у национал-гошизма проект будущего? В законченной форме нет. Этому препятствует ряд факторов: — сохраняющийся шок от провала советского национал-коммунизма (русские евразийцы еще в 20-е годы предсказывали этот провал в случае, если советское руководство не осознает важность обращения к национальной и религиозной стихии напрямую, повернувшись к ней лицом); — отсутствие концептуализации и рационализации национальной составляющей в общем идейном комплексе национал-коммунистических движений и идеологий (подавляющее большинство людей этого идейного направления искренне считают себя «просто марксистами» или «социалистами»); — слабая институциональная коммуникация национал-большевистских кругов между собой в мировом масштабе (на эту тему практически не проходит серьезных и масштабных конференций, не издается теоретических журналов или они остаются чем-то маргинальным, не ведется философских разработок). И тем не менее, на мой взгляд, у национал-гошизма вполне может быть глобальное будущее, так как у многих сегментов человечества архаические, этнические и религиозные энергии еще далеко не растрачены — чего не скажешь о жителях модернистического просвещенного и рационального Запада. Статья полностью: http://www.profile.ru/items/?item=25680

Ответов - 1

Штурмовик: Насчет традиционной азиатской экономической формации марксисты считают, что там преобладал АСП (Asiatische Produktionsweise) с присущими ему слабым разделением труда, самообеспечиваемостью общин, отсутствием частной собственности на средства производства, неразвитой торговлей и политической династической деспотией (монархия). Азиатский способ производства строится, в отличие от рабовладельческого, на эксплуатации не рабов, а общинников: рабство в нём сохраняет патриархальный характер. Эту формацию можно так же характеризовать как государственный способ производства с двумя основными классами: крестьянством и бюрократией. Количество пленных рабов очень мало, их использовали не в земледелии, а в качестве слуг или попросту убивали. Согласно трактованию учения Карла Маркса и Фридриха Энгельса, на стадии цивилизации общество поочерёдно проходит рабовладельческую (классическую антическую), феодальную и буржуазную социально-экономические формации с перспективой перехода к социалистической. Маркс выделил также азиатские производственные отношения, что позволяло говорить об особой азиатской (архаической) социально-экономической формации, предшествовавшей рабовладельческой у древневосточных обществ. Хотя в большинстве случаев азиатский способ производства предшествовал рабовладельческому и феодальному, это было не всегда. Например, в Византии азиатский способ появился на смену рабовладельческому, а в Китае все докапиталистические формации можно свести к АСП (там не было рабов, как производительной силы и рабовладельцев, а так же помещиков с крепостными, или дворян со смердами), но и капитализма как такового в Китае почти не было, т.е. не успел развиться. Неудивительно , что социализм победил и укрепился в азиатских странах, где был тот тип человека с мощной архаической традицией (в отличие от человека западного типа). В 20-30-х годах 20 века в Советском Союзе разгорелась первая дискуссия относительно азиатского способа производства: советские историки, находясь в рамках дихотомии «Восток-Запад», пытались объяснить уникальность азиатского способа производства, существовавшего только у восточных обществ, в противовес установившемуся в Древней Греции и Древнем Риме классическому рабовладельческому, а следовательно, отстаивали нелинейность и поливариантность исторического процесса. Еще по поводу АСП, тут западник-сепаратист Широпаев взялся за Маркса и никак не может успокоится, что в России социализм тоже опирался на архаическую общинную традицию, а западное масонское либердонство с треском провалилось: http://shiropaev.livejournal.com/27601.html Что, собственно, произошло в октябре 1917-го? Провал европейской модернизации, начавшейся после отмены крепостного права, и торжество радикальной азиатской реакции. Сталинизм – это реванш азиатского способа производства, очищенного от всей этой чужеродной петербургской «шелухи».



полная версия страницы